Своими воспоминаниями поделился житель города Духовщины

Баев Виктор Петрович

Когда началась война ему было 3 года. Жила его  семья в двух километрах от Духовщины в деревне Замощье. Перед войной отец работал в райкоме партии, построил хороший  дом, амбар. Поэтому, когда пришли немцы, дом забрали у них сразу под жильё - выгнали. Жили в амбаре. Была жива бабушка, мама отца, тетя Настя, мать.

 Отца призвали в армию. "Помню,  рядом с деревней была большая береза. При весенних разливах нас перевозили на плотах в школу. Отсюда и уходил отец. Помню, как гнался за ним, меня остановили, больше я его не видел. Призвали его из Смоленска, нам от него прислали три письма, одно только и сохранилось. В письмах он писал матери, чтобы берегла нас, детей и защищала, говорил, ружьё есть...  призывал к обороне, защищать семью.

Немцы около нашего дома посадили елочки, песок насыпали, окультурили территорию, в свободное время играли в футбол,   ходили строем с фанерными флагами, занимались военной подготовкой.  Среди немцев были наверное неплохие люди. Обедали они обычно на полянке, лягут и едят из котелков. Меня подзовут, дадут котелок, там остатки еды, не знаю, специально оставляли или почему? Я относил его к бабушке, она выливает в свою кастрюлю, запасается, потом мыла котелок и я относил обратно.
 
А вот однажды подозвал один из немцев, я уже привык, как собачонка подбегал и вдруг, подходит офицер, высокий, красивый, в блестящих сапогах, как пнул меня, я мячиком полетел, больно и страшно было, расплакался, убежал к бабушке. Бабушка велела больше не ходить к ним.

Подростки чистили немцам сапоги и получали конфеты в тюбике, чаще не целые, по пол тюбика. А чистили так, чтобы на солнце горели. А я не мог этого сделать, мал ещё, мне конфет не доставалось. Дети были сами по себе, без присмотра делали что хотели.

Наши стали наступать со стороны деревни Троицкое в 1943 году. Мы находились на расстоянии 12 км. Была уборка, август, во время наступления, осколком была ранена мать, лечили местные бабушки.

 Наши люди были тоже разные. Был сосед по прозвищу «Быся» Андрей Роговиков. У него дочка 5 лет. Он всё продукты приносил, например, морковку ей приносит, а я вижу, голодный. Мне не даёт, говорит, вы красные - так нашу семью называл.
 
Были и полицаи, через дорогу сосед жил -  Иван Филиппович. Уже в наше время видел его  лет 6-7 назад. Спокойно ездил на машине. Однажды мы с ним встретились. У нас была корова и мы по очереди пасли стадо за кладбищем. Вижу едет Победа, останавливается, я попросил закурить, а он узнал меня и быстро уехал. Тогда полицаем давали 25лет тюрьмы, а он избежал.

В 1943 году немцы выгнали всю деревню, собрали народ и повели к магистрали Москва-Минск. По дороге ночевали в телятнике, охраняли немцы строго, даже в туалет не выпускали во время пути, по дороге оправлялись. Попали в концлагерь под городом Борисов. Спали на нарах, охраняли  нас немцы с собаками. Это был лагерь для комплектования групп для отправки в Германию. Детей кормили баландой, которую собаки не ели, местные жители кидали куски хлеба. Старались помочь.

В 1944 вернулись на Смоленщину, дома нет, видимо разобрали, не похоже, что сожгли, имущество моя мать закопала, но кто - то раскопал и там ничего не было. На месте деревни было несколько халуп. После, когда растаял снег мать пекла из тухлой картошки тошнотики. Горячие их ещё можно было есть, а остынут  - не разжуёшь.
Наши бабы после освобождения создали свой маленький колхоз «Путь Сталина», мать моя была бригадиром, соседка Ширяева Антонина Владимировна стала председателем. На себе пахали, волокли бабёнки на себе, жили дружно. Сажали очистки картофельные с ростками, делали шалаши, укрывали соломой.
 
Не дай Бог войны, не поймёт неверное тот, кто этого не видел.


Январь 2014 года

Такое забывать недопустимо

В 39 километрах на север от города Духовщина Смоленской области расположено старинное село Пречистое. В советское время оно более 30 лет было районным центром. Согласно переписи 1939 года, накануне войны на территории Духовщинского и Пречистенского районов проживали 105 тысяч 324 человека. А 20 октября 1943 года (подсчёт проведён после освобождения Смоленщины) в живых осталось… 25 тысяч 240 человек. В Духовщине из 3 тысяч 864 жителей осталось всего 444 (!) человека. Село Пречистое было уничтожено полностью.

Семья моей матери жила недалеко от Пречистого — в деревне Маецкое. Им пришлось испытать много горя и лишений. В августе 1943 года троих детей из семьи — будущую мою маму Анастасию 16 лет, её братьев Васю 15 лет и Ваню 10 лет  — фашисты угнали в рабство в Германию. Я записала рассказ мамы о том, что и как было. Вот некоторые выдержки из этого трагического повествования.
* * *
«В первые же дни оккупации немцы ограбили всех жителей деревни. Забрали подчистую хлеб, картофель, все другие продукты, а также вещи, порезали и поели скотину, кур. Если кто сопротивлялся, расстреливали на месте. Для устрашения собрали семь местных жителей — двух стариков, троих подростков-мальчиков, женщину с восьмимесячным ребёнком, вывели их в ров и расстреляли. А всех жителей согнали смотреть эту казнь. Ребёночек при расстреле остался жив, тогда подошёл немец и выстрелил ему в голову.

В конце 1942 года немцы выгнали нас из дома, который заняли для своих солдат. Вначале мы ютились в бане, потом и из бани нас выгнали. Мы ходили по родственникам, знакомым, а затем стали ночевать где придётся. Питались тоже чем придётся. Нашли заброшенную баньку недалеко от деревни Головицы и поселились в ней, ходили в деревню к тёте Ане, маминой двоюродной сестре, которая как-то подкармливала нас...

И вот 19 октября 1942 года всю жизнь будет в моей памяти. Ближе к обеду услышали сильные крики детей, женщин. Кричали страшно. Мы выскочили из бани и увидели: в деревне горели колхозный скотный сарай и несколько домов, а кричали люди, запертые в этом сарае и домах. Немцы окружили постройки, в которых горели живые люди, и выскочить никому не удалось.

От ужаса мы бросились в лес. Не помню, что было потом, наверное, потеряла сознание. Уже к вечеру пошёл страшный запах из сожжённой деревни, который стоял много дней. Сгорели более ста человек — жители деревни и беженцы, которые там были. Сгорела и тётя Аня с тремя маленькими детьми, Анна Борисовна Шебаршова.

Мы пошли подальше от этого места. Зиму прожили у разных людей, а летом опять перешли в баню, это в деревне Загусинье, где нас в августе 1943 года и забрали немцы. Пригнали в Смоленск, погрузили в скотные вагоны и повезли. По пути почти не кормили. Часть вывезенных разобрали в Белоруссии для работы в частных хозяйствах, а нас никто брать не хотел: мы были мелкие и тощие.

Так довезли до Бреслау, где поместили в «трудовой лагерь» № 288. Люди в лагере умирали почти каждый день. Для питания на 20 человек выделялось одно ведро картошки пополам с брюквой, нечищенной, мелкой, иногда гнилой, и по сто граммов хлеба с опилками. Надзиратели били за всё, даже если не так посмотрел. Были дни, когда нас раздавали местным жителям — для работы в хозяйствах, чистки помещений. И не дай же бог, если кто-то взял немного еды у животных, которых поручали кормить. За это убить могли…»
* * *
Передать весь рассказ моей мамы не хватит газетной страницы. Коротко скажу: советские войска освободили узников лагеря № 288 в начале 1945 года. Анастасия и Ваня пошли домой, а Вася, которому не было ещё 18, добавив себе год, попросился на фронт. Он воевал по апрель 1945-го. И до сих пор у меня сжимается сердце, когда читаю строки его письма, того мальчика Васи Шебаршова, моего дяди, обращённые им к родным:

«Не горюйте, что я не пошёл с вами. Душа болит по нашей деревне, да её, наверное, спалили фрицы. Батя, ты потерпи, я вернусь, выстроим новый дом рядом с нашей грушей. Цела ли она? Сегодня заняли маленький город, Берлин уже близко. Кормили гражданских старух и детей. Один немчонок показался сильно похож на Ваню, отдал ему сахар...»
Письмо датировано 24 апреля, а 26-го в пригороде Берлина, местечке Мариенфельд, Вася погиб. Пройдя через страшную боль, голод, издевательства, он отдал последний кусочек сахара ребёнку врага! Мог ли быть такой народ побеждён?